Реджинальд Бретнор
ЧЕЛОВЕК НА ВЕРШИНЕ [Первовосходитель]
Кто первым достиг вершины Нанда-Урбат? Любой школьник наизусть тебе отчеканит: неприступнейшая гора в мире (высота 26.318 футов) в конце концов была покорена Джоффри Барбэнком.
Я был всего-навсего парнем, что шел следом. Пресса, та весь успех Барбэнку приписала. Он стал Человеком на Вершине, Человеком на Вершине Мира.
Только, если по-честному, не был он. И сам знает, что все это вранье. Вот что душу-то грызет.
Гора, она, знаешь ли, испытание, таинство, вызов духу. Мэллори — он на Эвересте погиб, — про то знаешь. А Барбэнк… Этот залез на Нанда-Урбат просто для того, чтобы другому помешать стать первым. Таинств для него не существовало, и любого, в ком шевелились ощущения тайн и таинств, он объявлял дураком. Для Барбэнка все вокруг были дураками. Или врагами.
Я понял это в тот день, когда присоединился к экспедиции в Дарджилинге. «Тут весь город помешался на каком-то блохастом Святоше, — сказал он мне после обеда. — Айда полюбуемся на этого мошенника. Забавный, наверное».
Вышли мы, значит, из гостиницы вдвоем, и всю дорогу он своими планами хвастал. Помню его лицо: крупное, холодное, как из скалы вырубленное, — когда рассуждал он о людях, которые уже пытались и которым не повезло. Уж конечно, они сами маху дали. На Нанда-Урбат за здорово живешь не заберешься. Зато у него — все как надо. Снаряжение — наилучшее, не то что у других. Потому как он его сам сконструировал. Потому как оно ему в копеечку влетело.
Злость меня взяла. Только слишком уж глубоко я тогда коготками увяз, чтобы крылышками трепыхать да прочь лететь. Пусть, думаю, болтает, потерпим.
Добрались мы до монастыря, внутрь вошли. Тихая толпа поклоны в пыли бьет, ну и обезьян еще полно. У каменной стены под большущим зонтом на войлочном коврике восседал Святой Человек. Длинные белые волосы обрамляли лицо, удивительнее которого мне видеть не доводилось: округлое, как луна, гладкое-прегладкое и абсолютно симметричное. Глаза его были закрыты. На бледно-коричневой коже полные губы выгибались в уголках, будто концы тугого лука. Лицо статуи с улыбкой статуи — совершенно безмятежное.
Люди вокруг, казалось, чего-то ждали. Пока мы сквозь толпу пробирались, никто из них слова не проронил. Только Барбэнк на это плевать хотел. Мы встали впереди всех, и он рта не закрывал.
— Больше скажу, — сообщает, — на высотных стоянках я не собираюсь возиться с занюханными шерпами-носильщиками. Шмотье нам с самолетов сбросят.
Меня так и взорвало.
— Шерпы, — говорю ему, — храбрецы и хорошие восходители.
— Чушь! — отмахнулся он. — Вьючные животные, вот они кто. — И указал на Святого Человека. — Вон тебе образчик. Ишь, разлыбился. Ну, чисто клоун — показал свой фокус-покус и радуется, голь перекатная. Считай, с самого начала нашей эры они так вперед и не продвинулись.
Святой Человек сидел нагой или почти нагой, однако вся его одежда — белая набедренная повязка — была опрятной и чистой, без единого пятнышка.
— Наверное, — заметил я, — они стараются, но… в чем-то другом.
И тут Святой Человек медленно разомкнул веки.
И обратился к Барбэнку.
— Это так, — произнес он.
Заглянул я в его глаза — и неожиданно статуя ожила. Казалось, раньше я видел только оболочку его безмятежности, теперь же вдруг разглядел питающий ее источник. Почувствовал я, что рождает ее никакое не отрицание мира, а познание всякой боли и всякой радости человеческой души.
— Да, мы стараемся, — повторил Святой Человек. Голос его звучал чарующе, с удивительным акцентом, слышались в том голосе и забота, и ирония. — Но «в чем-то другом»? Не думаю. Суть в том, что стараемся мы — Человек с Востока и Человек с Запада — по-разному, и порой один не в силах преуспеть без другого. — Он помолчал, смерив Барбэнка взглядом. — Вот почему я готов помочь тебе, если пожелаешь.
У Барбэнка аж рот скривило.
— Нахватался, видать, сплетен на базаре, — буркнул он мне. — Ну уж, дудки, из меня он и гроша не вытянет.
Улыбка заплясала на тугих, как лук, губах.
— Нужно ли объяснять? Гора — это гораздо больше, чем просто камни и лед. И Один человек не способен покорить самую трудную гору в мире. Состязаться он может только с самим собой.
Я вздрогнул. Так же точно говорил Мэллори.
— Старый болтун! — Барбэнк захохотал, как заревел. — Не хочешь ли ты сказать, что способен помочь мне добраться до вершины?
— Помнится, я выразился иначе, — ответил Святой Человек. — Должен заметить это для точности. Без моей помощи ты никогда не достигнешь того, чего жаждет твое сердце. Ты слаб.
У Барбэнка аж шея краской налилась.
— Да ну?! — съязвил он. — Что ж, приходи посмотри! Найду уж как-нибудь местечко еще для одного шелудивого носильщика.
Святой Человек воздел к небу свои слабые руки.
— Благодарю, нет, — вежливо возразил он.
Барбэнк сплюнул в пыль. Резко повернулся и пошел прочь сквозь бормотавшую толпу, грубо расталкивая всех, кто стоял на его пути.
Добираться через Непал от Дарджилинга до зловещего пика, который тибетцы зовут Отец Снегов, пришлось долго. Путешествие заняло несколько недель. Нас, белых, было одиннадцать человек, но очень скоро мы поняли, что никакая мы не экспедиция. Мы стали обслугой Барбэнка, воздвигнувшего между нами и собой стену своей гордыни.
Другие смирились. А я не мог. Предсказание Святого Человека овладело мной. Случая не упускал, чтобы напомнить Барбэнку про всякие загадки этой горной страны: про злосчастного Снежного Человека, который, как клянутся-божатся все тибетцы, существует, про темные летающие пульсары, которые видел Смайт высоко на полном привидений Эвересте. Я говорил: очень может быть, что Мадсен, Джеймс или Ливерхоум дошли-таки до вершины первыми, что, может, он взойдет на вершину лишь для того, чтобы убедиться — они там уже побывали.
К тому времени, когда мы добрались до базы на Великом Восточном Леднике, он стал моим врагом, которого надлежало выставить на всеобщий позор. Имелся единственный способ сделать это. Кеннингшоу и Лейн были ребята покрепче, однако для штурма он выбрал меня. Мне надлежало быть там, чтобы своими глазами увидеть Человека на Вершине.
Мы выбрали обычный маршрут: вверх по Великому Восточному Леднику, по Западной Стене Южной Седловины — до лагеря-5 на высоте почти пяти миль над уровнем моря. И по всему маршруту гора потешалась над нами. Выслала на людей свою жестокую легкую кавалерию: ветер, туман и снег, пугала нас, угрожая смертоносными силами, что держит про запас.
Тем не менее, когда мы забрались на площадку
